О телесности 1930-х и после: «Так рождалась тоталитарная фотоэротика, обладающая “всеми половыми признаками” и — бесполая; свидетельствующая о здоровом общественном гедонизме и — не способная вызвать индивидуальные желания; символизирующая торжество здоровой, тренированной, хорошо организованной плоти и — бесплотная. Оптика, о которой шла речь, просуществовала около десяти лет. К концу 1930-х и она показалась чересчур резкой. Социалистическая культура уже не боялась обвинений в регрессе, в консерватизме, с функциональной точки зрения наиболее удобным языком официоза был признан реализм академического толка. Общество было подморожено настолько, что экспозиция фотографии обнажённой натуры была немыслима. Существует несколько свидетельств, характеризующих уровень визуальной культуры и вообще опыта восприятия обнажённого тела в среде советской правящей элиты позднесоветской поры. М. Суслов, мрачный идеолог режима, усмотрел в замечательной фотографии прыгающей ныряльщицы, “взятой” в ракурсе снизу и воплощающей идею преодоления тяготения, некий идеологический вызов: “летающие попы” (его подлинное выражение) отныне были запрещены в фотожурналистике, автор снимка, Л. Бородулин, был вытеснен в эмиграцию. А. Яковлев, один из ведущих деятелей горбачёвской эпохи, вспоминал о Д. Устинове, старом военно-партийном деятеле, сделавшем карьеру ещё в сталинские времена и в то время бывшем военным министром. Рассказ стоит того, чтобы привести его полностью: “Однажды на Секретариате ЦК он поднял вопрос о репродукции в журнале ‘Журналист’ с картины Герасимова. Там была изображена обнажённая женщина. И сколько Устинову не пытались втолковать, что это не фотография, а репродукция картины из художественной классики, что она экспонируется в Третьяковке, ничего не помогло. ‘Это порнография, а журнал массовый’, — говорил он. Устинов настоял на освобождении главного редактора журнала Егора Яковлева от работы”. Запретительная идеология в сфере телесного держалась дольше, чем в иных сферах. Только начиная с 1960-х тема телесного, точнее намёки на само её существование, постепенно возвращались в наше искусство. Робкими шагами. “Весна” А. Пластова, в хорошем смысле традиционная вещь, — молодая женщина, выбежавшая на холод, в снег, из бани, чтобы закутать потеплее ребёнка, вызвала настоящую сенсацию. Нужен был весь авторитет Пластова-реалиста, академика, живого классика, чтобы позволить себе выставить такое полотно. В искусстве оттепели любовные сцены были вроде бы реабилитированы, однако как робок, стеснителен, скован был наш отечественный неореализм. “Двое” В. Попкова, вещь по-своему сильная и в контексте “потепления” официального искусства важная, показательна: интимное, личное тематизировано, но настольно внеэротично! Воистину, это роман “без прикосновений”!». (А. Боровский, «Длинная выдержка») Фотографии: А. Шайхет, А. Родченко. Картины: А. Дейнека.